Агванпачон

OneKorea.RU – 120 лет назад в тогдашней Корее произошло уникальное в мировой истории государственности событие: король в отсутствие иностранного вторжения или государственного переворота тайно бежал из своего дворца и укрылся вместе с наследником и частью двора в иностранном посольстве. Это событие в Корее называется агванпачоном.

Королем был 26 монарх династии Ли государства Чосон Коджон, а иностранным посольством была русская дипломатическая миссия в Сеуле.
До сих пор многие политики и исследователи видят в этом козни России, которая-де интернировала суверенного монарха и силой удерживала в своем посольстве для того, чтобы навязать ему выгодные для России привилегии.

Вначале необходимо ответить на ряд вопросов. Почему именно в русской дипломатической миссии решил укрыться король? Если это было похищение со стороны русской миссии, почему другие страны не предприняли никаких действий для его вызволения из «плена», где он находился более года?

Для лучшего понимания происшедшего тогда события необходимо оценить ситуацию, в которой находился в начале 1896 года король Коджон.
В рамках плана создания великой Японии, предусматривавшей ее превращение из островного государства в континентальную державу, соперничающую с другими империалистическими странами, Япония воспользовалась смутой в Корее, вызванной крестьянским восстанием 1893-1895 годов, руководимом тайным обществом «Тонхак», для подавления которого в Корею по просьбе властей страны были введены китайские и японские войска.

25 июля 1894 г. войска Японии без предупреждения напали на китайские гарнизоны. Через несколько дней, 31 июля, Китай сделал официальное объявление о разрыве дипломатических отношений с Японией и начале полномасштабных военных действий.

Позиции Китая и Японии в этой войне были прямо противоположными. Китай не имел сильной заинтересованности в торговом обмене с Кореей и, объективно, не мог получить серьезных экономических выгод от установления контроля над этим сравнительно небольшим государством. Цели Китая в японо-китайской войне можно описать словами Ли Хун Чжана, говорившего о том, что Китай не стремится аннексировать Корею и, тем более, нести ответственность за действия Кореи в статусе вассала Китая. Но, с другой стороны, Китаю была невыгодна аннексия Кореи любым другим государством, и в особенности Японией. Япония же, в свою очередь, преследовала в этой войне собственные цели. Япония, пользуясь случаем, последовательно укрепляла свои позиции в Корее, и в этом её поддерживали Англия и США, которые, будучи заняты колониальным «освоением» Китая, рассматривали Японию в качестве противовеса России в регионе[1]. Как верно замечал западный учёный Лоренс Баттистини, японское правительство, утвердившись в Корее, рассчитывало предотвратить захват Корейского полуострова другими державами, что могло бы в некоторой степени обезопасить Японию. Кроме того, японские власти были заинтересованы в экономической экспансии, но для осуществления этих планов необходимо было, прежде всего, исключить возможность китайского влияния на Корею[2].

Японо-китайская война завершилась 17 апреля 1895 г. подписанием Симоносекского мирного договора, согласно которому Китай отказывался от своего традиционного покровительства над Кореей. Российская общественность с радостью восприняла новость об обретении Кореей независимости. Однако, власти страны были обеспокоены возможностью усиления влияния Японии в Корее, так как договор нёс в себе реальную угрозу государственным интересам России, поскольку создавал для японской агрессии опорный пункт в виде Порт-Артура и Ляодунского полуострова.

Впоследствии, однако, Японии пришлось отказаться от Ляодуна и Порт-Артура под давлением России, Германии и Франции. Представителям этих стран 23 апреля 1895 г. было предписано выступить в Токио с совместным заявлением о том, что три державы советуют Японии оставить Ляодунский полуостров, и японские власти, оказавшиеся перед лицом серьезного дипломатического поражения, на заседании под председательством императора решили не противиться воле западных государств.

В Корее отказ Японии от Ляодуна и Порт-Артура был трактован как проявление её слабости, и с этого времени внутриполитическая ситуация в стране стала стремительно меняться. Противники Японии во главе с королевой Мин Мен Сон, ориентировавшиеся на Россию, провели комплекс мероприятий, которые существенно ограничили влияние Японии на корейский двор. Так, в апреле 1895 г. свои посты вынуждены были покинуть премьер-министр Ким Хон Джип, военный министр Чо Хы Ен, министр финансов О Юн Джун и министр иностранных дел Ким Юн Сик, которые оказывали содействие Японии в годы японо-китайской войны. Новый глава правительства Пак Ен Хе 6 июня 1895 г. также лишился своего места за попытку свергнуть вана. В то же время все наиболее важные правительственные посты были отданы прорусски настроенным лицам[3].

Основным препятствием на пути захватнической политики Японии в Корее была супруга вана Коджона, королева Мин Мен Сон, пытавшаяся защитить независимость государства при опоре на Россию, а также появившаяся еще в 80-х гг. XIX в. прорусская группировка во главе с Ли Бом Джином, Пак Чон Яном и Ли Юн Еном. От королевы Мин японцам удалось быстро избавиться – 8 октября 1895 г. она была убита вооруженными людьми во главе с японским посланником в Корее Миура Горо и сожжена предположительно на территории дворцового комплекса. При этом японцы пустили слух о якобы подготовке королевой покушения на собственного мужа и бегстве в результате неудачи. Прекрасно зная, где они ее убили, сожгли, японский посланник объявил королеву безвестно отсутствующей и заставил на этом основании лишить королеву всех чинов и стояния, как будто она не была ими злодейски убита зарезана. В этот же день японцы заставили вана Коджона подписать указ о передаче исполнительной власти в стране кабинету министров, вывести из дворца свою охрану и заменить её на отряды хуллёндэ (кор. 훈련대) – корейских солдат, прошедших обучение под руководством японских инструкторов.

Таким образом, можно сказать, что с этого момента ван Коджон был захвачен в плен японцами в собственном дворце. Он боялся за свою жизнь, поскольку с ним могли расправиться как японцы, так и недовольные корейцы – участники стихийных выступлений, прокатившихся по стране из-за событий 1895 г. В частности, корейцев не устраивали так называемые реформы национальных причесок, шляп и трубок, которые были начаты в декабре 1895 г. марионеточным правительством Ким Хон Джипа. Действия марионеточного правительства и японцев вызывали негодование корейцев, в связи с чем в стране стало развертываться массовое антияпонское движение[4].

Дипломатическая миссия Российской империи в Сеуле

Российский дипломатический корпус в Сеуле был крайне обеспокоен сложившейся ситуацией. В частности, К.И. Вебер стал участником совещания иностранных дипломатов, на котором был осуждён поступок Миура Горо по убийству королевы Мин. Кроме того, он выразил недоверие новому правительству Кореи, а впоследствии выдвигал требования о наказании убийц королевы Мин непосредственно перед японскими дипломатами. К сожалению, попытки К.И. Вебера восстановить справедливость успехом не увенчались: японский суд оставил всех организаторов и исполнителей убийства королевы безнаказанными.

На помощь вану Коджону, который пребывал в японском плену и опасался повторить судьбу покойной королевы Мин, пришла прорусская группировка. Её члены решили спасти корейского вана из японского плена, свергнуть прояпонский режим в Корее и сформировать новое правительство.

2 февраля 1896 г. ван Коджон отправил в русскую миссию секретную записку, которой уведомлял дипломатов, что «намеревается на днях, вместе с Наследным Принцем искать в Императорской Миссии убежища от угрожающей жизни его опасности»[5]. К.И. Вебер и А.П. Шпейер, прочитавшие эту записку, указали Ли Бом Чжину, передавшему её, что переход корейского вана в русскую миссию является сложным и опасным мероприятием. Ли Бом Джин, однако, заверил дипломатов, что «Король твердо решился подвергнуться этому риску, … так как оставаясь во дворце, он рискует еще гораздо больше». Оценив ситуацию, дипломаты приняли решение одобрить задуманный ваном Коджоном план, поскольку они «были совершенно убеждены в том, что для Короля не было никакого другого выхода из его многотрудного положения»[6].

Ван Коджон, получивший разрешение на переход в русскую миссию, горячо поблагодарил дипломатов и стал делать ежедневные сообщения о ходе его подготовки к побегу. Ему удалось найти во дворце «двух надежных лиц из числа мелкой дворцовой челяди и эти два пособника деятельно занялись заготовлением простой одежды для Короля и его сына и установлением подробностей плана бегства».

Изначально корейский монарх собирался прибыть в русскую миссию 8 февраля, однако позднее пришлось составить новый план, так как имевшееся количество матросов, охранявших миссию, не удовлетворяло вана, и он просил усилить охрану. По этому поводу в донесении А.Н. Шпейера сказано: «Уступая настоятельным просьбам Короля, я решился тогда предложить Командиру присланного в распоряжение Императорской Миссии Контр-Адмиралом Алексеевым крейсера «Адмирал Корнилов» выслать спешно в Миссию возможно больший десант с орудием, что и было Капитаном I ранга Моласом исполнено без замедления и десант в 100 человек с одним орудием благополучно прибыл в Миссию»[7].

Наконец, было решено, что ван Коджон прибудет в русскую миссию на рассвете 11 февраля. Действительно, утром 11 февраля ван и его старший сын прибыли в миссию в закрытых женских носилках. О прибытии вана с наследником известили всех находящихся в Сеуле представителей иностранных дипломатических миссий. Также ван обратился с воззваниями к народу, в которых объяснил причины своего бегства и призвал людей сохранять порядок и спокойствие. Кроме того, корейский монарх подписал назначения ряда новых министров.

Спальня короля Коджона во время года его жизни в русском посольстве.

Ван Коджон проживал в российской миссии с 11 февраля 1896 г. по 20 февраля 1897 г. Пребывание там корейского монарха создало абсолютно новую политическую обстановку. По сути, России была предоставлена уникальная возможность занять лидирующую позицию в Корее и подчинить своей власти корейский двор. Однако, как справедливо указывает американский исследователь Джордж МакКьюн, российские дипломаты предоставили вану Коджону и правительству Кореи свободу действий, не пытаясь вмешиваться во внутриполитический курс государства[8].

Переход вана Коджона в русскую дипломатическую миссию в немалой степени способствовал ослаблению влияния Японии в Корее и завершению военно-оккупационного японского режима, что официально было подтверждено в Сеульском меморандуме от 14 мая 1896 г. и Московском протоколе от 9 июня 1896 г.

Во время пребывания в российской миссии ван Коджон строил планы по использованию российского влияния в целях упрочения военного, финансового, экономического и политического положения своего государства.

Для осуществления этих устремлений был выбран удачный момент – коронация Николая II 26 мая 1896, куда из Кореи направилось специальное посольство под руководством Мин Ен Хвана – племянника убитой японцами королевы Мин, который был назначен полномочным послом Кореи в России. Верительная грамота, подготовленная для него корейским ваном, гласила: «Несколько лет тому назад Государства наши заключили коммерческий договор, и с тех пор дружественные отношения их сделались еще более искренними и тесными. Для вящего скрепления этих уз и утверждения их на вечные времена, повелели мы верному слуге нашему, состоящему при Особе нашей в 1-ом чине 2-го разряда Мин-енг-Хуану, быть Чрезвычайным Посланником и Полномочным Министром нашим при Высочайшем Дворе и уполномочиваем его вести и обсуждать все дела, возникающие из развившихся сношений между нашими Государствами, и вступать по ним в соглашения»[9].

Планировалось, что Мин Ен Хван примет участие в церемонии коронации Николая II в Москве, а затем прибудет в Петербург, где должны были состояться его переговоры с российским правительством. Основным предметом обсуждения на переговорах были вопросы: об отправке в Корею русских военных инструкторов; о назначении русских советников для корейского вана и его окружения; об организации личной охраны вана; о соединении сибирской телеграфной линии с северной корейской и содействии в строительстве телеграфных линий, а также о выделении Корее займа в размере 3 млн йен для погашения долга Японии 154.

Во время пребывания миссии Мин Ен Хвана в Петербурге российское правительство придерживалось двойственной позиции из-за нежелания вызвать недовольство Японии. В результате, в течение нескольких месяцев переговоров так и не удалось решить вопрос о выдаче займа российской стороной. Тем не менее, Россия удовлетворила личные просьбы вана Коджона и Мин Ен Хвана об отправке в Корею военных инструкторов, суть которых можно узнать из донесения А.Н. Шпейера, составленного по итогам его и К.И. Вебера встречи с корейским ваном. Документ свидетельствует: «Дальнейшее преуспеяние Кореи как самостоятельного государства зависит по глубокому убеждению Его Величества от степени участия к ней России и ее Державного Вождя… Сознавая безусловную для себя необходимость руководствоваться во всех важных государственных делах советами и указаниями одной России, Его Величество желал бы, чтобы Императорское Правительство вверило роль руководителя и наставника Корейских Министров какому-либо доверенному лицу, которое в качестве главного советника Кабинета присутствовало бы при всех его заседаниях и направляло бы деятельность корейских советников на путь справедливости и разумного прогресса. Особенно драгоценны для неопытного Корейского Правительства будут указания нашего советника в области финансовой политики, стоящей ныне в стране на совершенно ложных основаниях… Король был бы счастлив, если бы Россия взяла на себя хлопоты по устройству военного дела в Корее; наше согласие позволило бы ему безбоязненно взирать на будущее и дало бы ему возможность под охраной создаваемого нами войска всецело посвятить себя развитию богатых ресурсов страны»[10].

Группа военных для формирования охранной стражи корейского вана была отправлена российской стороной в августе 1896 г., и вскоре после этого был создан особый «русский» батальон, члены которого проходили обучение в соответствии с традициями русского военного дела. Также Россия одобрила и просьбы Кореи о помощи в сооружении телеграфных линий.

Подводя итог пребыванию вана Коджона в русской миссии можно сказать, что это было уникальное время усиления влияния России в Корее,
расцвета российско-корейских отношений во всех сферах жизни общества. При поддержке российских дипломатов в Корее удалось осуществить ряд мер, целью которых было налаживание более эффективной системы управления страной и, более масштабно, содействие укреплению роли государства на внешнеполитической арене. В частности, был восстановлен древний государственный совет Ыйджонбу, шло активное строительство первых в Корее почтовых станций, отвечавших требованиям времени, ремонтировались разрушенные в годы японо-китайской войны телеграфные линий, и, самое главное, была осуществлена отправка в Корею русских военных инструкторов. Кроме того, в Корею прибыл К.А. Алексеев, служивший в русском таможенном ведомстве, который в ноябре 1897 г. стал главным советником корейского министерства финансов. Также в декабре 1897 г. был основан Русско-Корейский банк, просуществовавший вплоть до 1901 г., который должен был стать стержнем финансовой политики Кореи.

Не менее активно развивались контакты России и Кореи и в области культуры. В частности, 1897 г. ознаменовался тем, что в Императорском Санкт-Петербургском университете на факультете Восточных языков впервые в российской академической среде началось преподавание корейского языка. Данный факт можно интерпретировать в том ключе, что в конце 90-х гг. XIX в. правительство России осознавало всю серьезность и важность отношений с Кореей, и потому стремилось воспитать собственных специалистов в области корейского языка и культуры.

В свою очередь, в 1896 г. в Корее по инициативе прибывшего в Сеул из Владивостока Н.Н. Бирюкова – отставного капитана артиллерии, была открыта русская школа, проработавшая вплоть до 1904 г. Она быстро стала популярной, о чём свидетельствует тот факт, что в марте 1896 г. в ней обучалось примерно 20 человек, но в 1898 г. количество учеников составило уже 88 человек. Выпускники школы, наиболее успешно овладевшие русским языком, получали первый гражданский чин и впоследствии отправлялись на службу переводчиками во дворце, министерствах и у частных лиц[11].

Итак, период пребывания вана Коджона в русской дипломатической миссии и год-два после его возвращения в свой дворец стали временем наивысшего расцвета в российско-корейских отношениях, когда влияние России на Корею было особенно велико. Ван Коджон высоко оценил помощь российских дипломатов, которые предоставили ему убежище и помогли осуществить комплекс мер для укрепления самостоятельности корейского государства. По возвращении во дворец Кенненгун (ныне Токсугун) 3 апреля 1897 г. он направил императору Николаю II письмо, в котором благодарил российского монарха за предоставленное ему укрытие: «За такое благосклонное ко мне внимание Вашего Императорского Величества и подданных Вашего Величества, я осмеливаюсь…лично-письменно просить как Милости Вашего Величества принять мою искреннюю преданность к Великому Государству и Державному Императору»[12].

Не подлежит сомнению, что решение Коджона искать убежища в русской миссии было обусловлено наиболее доверительными и тесными отношениями между Россией и Кореей, которые установились благодаря проведению русскими властями дружественной политики на Корейском полуострове, что выделяло Россию на фоне других европейских держав, нередко демонстрировавших акты агрессии по отношению к Корее.

Россия всегда осуждала любые попытки проведения колониальной политики относительно Кореи и настаивала на необходимости сохранения принципа «статус-кво» на полуострове в любых международных условиях. Такой дружественный и справедливый подход России к Корее в корне отличался от подхода стран Европы, Японии и Китая, которые в целях оправдания своей агрессивной колониальной экспансии старались дискредитировать Россию в глазах корейской общественности при помощи распространения «мифа» о русской угрозе.

Так же решающее значение имело то обстоятельство, что только российская дипломатическая миссия с разрешения правительства России оказала помощь в спасении жизни и власти верховного правителя Кореи. И король знал, к кому обращаться в период тягчайших испытаний для страны и угрозы его жизни. Это было не первое обращение Коджона к правительству России. Еще в 1884 году после инспирированного японскими властями переворота так называемых реформаторов, свергших назначенное королем правительство, когда Китай и Япония направили свои войска в Корею и возникла реальная опасность войны на терииории Кореи между Китаем и Японией, король Коджон через советника правительства Кореи по иностранным делам П.Г. фон Мёллендорфа стал искать покровительства и защиты государственного суверенитета у России. В декабре 1884 г. Мёллендорф через российских дипломатов в Японии обратился к правительству России с предложением об установлении над Кореей русского протектората и отправке в Инчхон военных судов для охраны вана. Петербург, однако, счёл невозможной отправку в Сеул даже небольшого отряда русских солдат и принятие Кореи под протекторат России, поскольку это могло осложнить отношения последней с Китаем и западными державами[13]. Впоследствии он еще дважды обращался к царю Николаю 11 с просьбой взять Корею под протекторат России.

Текст: © 2016 Лапина Н. Г., бакалавр НИУ ВШЭ

1. Ванин Ю.В. Предисловие // Пак Б.Б. Российская дипломатия и Корея. Книга вторая. 1888 – 1897. – М.: ИВ РАН, 2004, с. 5.
2. Battistini Lawrence H. The Korean Problem in the Nineteenth Century // Monumenta Nipponica. – Sophia University, 1952. – Vol. 8, No. 1/2. P. 59 – 60.
3. Пак Б.Д. Россия и Корея. – М.: Институт востоковедения РАН, 2004, с. 220
4. Пак Б.Б. Политика России в отношении Кореи в период пребывания Коджона в Русской Миссии // Korea and Russiain Historical Perspective: Perceiving and Understanding Each Other: материалы междун. конф., Сеул [Электронный ресурс]. – URL: http://www.eurasiahub.org/data/ ftproot/2010 국제역사/박벨라.pdf (дата обращения: 17.03.2016)
5. Донесение посланника России в Сеуле А.Н. Шпейера в МИД России о пребывании корейского короля в российской миссии от 30 января 1896 г. // АВПРИ, ф. Японский стол, д. 5, л. 25-31 об.
6. Там же.
7. Там же.
8. McCune George M. Russian Policy in Korea: 1895-1898 // Far Eastern Survey. – N.Y., 1945. – Vol. 14, No. 19. P. 272 – 274.
9. Верительная грамота Мин-енг-Хуана, назначенного полномочным посланником Кореи в России от 22 марта 1897 г. // АВПРИ, ф. Японский стол, д. 70, л. 25-26, кит. яз., л. 16-17, перевод на рус.яз.
10. Донесение поверенного в делах и генконсула России в Сеуле А.Н. Шпейера в МИД России от 7 февраля 1896 г. // АВПРИ, ф. Японский стол, д. 214, л. 203-205 об.
11. Иванова Л.В. Деятельность русской школы в Корее // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. – 2007. – №3, том 10. С. 59 – 65.
12. Письмо короля Кореи Коджона Николаю II с выражением сердечной благодарности и искренней преданности за предоставленную ему охрану в здании российской миссии в Сеуле от 22 марта 1897 г. // АВПРИ, ф. Японский стол, д. 70, л. 29-30, кит. яз., л. 22-23, перевод на рус.яз.
13. Пак Б.Д. Россия и Корея…С. 146.

Категория: История, Россия, Южная Корея