Как корейский рикша спас русского царя

“Инцидент в Оцу”. Всего в двух-трех словах было обозначено покушение на будущего российского императора Николая II во время его пребывания в Японии весной 1891 года. Меч японского фанатика полицейского оставил на голове русского цесаревича касательно-рубленую рану. Но могло быть и хуже, если бы рядом не оказалось двух молодых корейцев.

Япония была последним зарубежьем в кругосветном путешествии 22-летнего престолонаследника Дома Романовых Николая Александровича.

Первым японским портом, в который вошел бронепалубный крейсер “Память Азова” с Его Императорским Высочеством на борту, стал Нагасаки. Из порта в резиденцию губернатора высокие гости поехали на рикшах. По словам самого цесаревича, он “оказался в полном восторге”.

А затем была древняя столица Японии – Киото. И здесь понедельник 29 апреля (12 мая) никак не предвещал быть тяжелым днем. В сопровождении японского принца Арисугавы вместе с греческим принцем Георгом Николай Александрович побывал у местного губернатора, “дом которого поразил совершенно европейским стилем”. На берегах самого большого в Японии озера Бива” созерцали живописные храмы и святилища, с каменной башни полюбовались великолепными видами. И конечно же, посещали чайные домики в окружении гейш. Но вот ближе к 16 часам тот понедельник едва не оказался роковым для цесаревича Николая Романова.

На обратном пути наследник российского престола ехал в пятой коляске за местным губернатором и полицмейстером. Позади катились рикши с принцами Георгом и Арисугавой. Самая широкая городская улица, на которую въехала свита, едва достигала в поперечине двух саженей, что-то в четыре с лишним метра. По обеим сторонам плотно толпились любопытные горожане. Тем не менее, ехали быстро. Если в Нагасаки бежавшему в оглоблях дзен-рикше помогал сзади экипажа один толкач, то в Оцу – двое. В данном случае толкачами были  японские корейцы. Они мало чем отличались от  собственно дзен-рикши: та же подпоясанная бечевой  куртка-кимоно с широкими  рукавами, та же выпуклая,  как у грибов, шляпа, и гетры, закрывающие голени.

Через каждые 8-9 саженей, в пределах 18-20 метров стояли в оцеплении полицейские. Как только коляска с цесаревичем Николаем поравнялась с одним из  них, тот выхватил меч. Но в  доли секунды коляска опередила меч. Клинок достиг августейшей головы сзади  скользящим ударом, и сбил с  головы фетровый котелок.  Держась обеими руками за  меч, как за топор, полицейский замахнулся снова. Но и  этот удар оказался скользящим. Кореец, который толкал рикшу с правой стороны, рывком сбил коляску  влево и плечом в плечо ударил полицейского. Городового развернуло боком на колесо, в полусажень высотой. Поэтому и во второй раз вышел промах. Меч едва зацепил непокрытую голову цесаревича над правым ухом.

Зажав ладонью скальпированную рану и пачкаясь собственной кровью, Николай Александрович бросился вперед по улице. Полицейский – за ним, намереваясь уже в третий раз нанести окончательный удар по безоружному наследнику российского престола. “Я только крикнул: “Что, что тебе?”… И выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую… Я хотел скрыться в толпе, -писал в своем дневнике Николай Романов, – но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны…” Своим спасителем цесаревич считал греческого принца Георга, который “одним ударом своей палки повалил мерзавца… наши джен-рикши… тащили того за ноги. Один из них хватил его его же саблей по шее…”

В свою очередь, в отчете на имя Александра III сопровождавший Николая Александровича в кругосветном путешествии генерал-лейтенант князь Владимир Барятинский писал. “В это время подбежал Принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться ко стороне Принца; тогда один из везших рикшу сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану”.

Понятно, как бы ни утверждал сам пострадавший цесаревич, вряд ли Георг или кто-либо другой на его месте смог бы сбить с ног человека “палкою”, которой была изящная бамбуковая трость. Георг приобрел ее за час до того в губернаторской лавке. Так что более правдоподобным результат применения трости остается в описании князя Барятинского. И далее тоже вполне реально, что радом с принцем Георгом оказались корейцы, толкавшие коляску сзади, а не дзен-рикша, через которого цесаревич Николай вынужден был перепрыгивать в самый опасный момент. И тоже вполне по ходу ситуации, что один кореец из толкачей бросился под ноги “мерзавцу”, действительно сбивая того с ног. Тем временем другой кореец как раз и поднял выпавший меч, и “хватил его его же саблей по шее”.

О том, что описываемые события развивались с участием корейцев, автору данного материала приходилось слышать еще до появления открытых публикаций по этой теме. О пребывании в Приморье “проездом из Японии аж самого наследника престола” подробно рассказывал наш дедушка по материнской линии Зиновий Григорьевич Головин. О том тоже шла речь, что “японцы хотели зарубить наследника нашему престолу, но тамошние корейские тележники увернули наследника от меча”.

Будучи казаком-кубанцем, Зиновий Григорьевич  оказался в Южно-Уссурийском крае как раз “по царскому наряду” Николая II. Шло  первое десятилетие XX века.  Казак Головин  “правил  службу” в Посьетском районе, “сплошь и рядом заселенном корейцами”. Среди  них у Зиновия Григорьевича  было немало хороших знакомых, в том числе Василий  Ким. Корейцы называли его  “Осири Романобичи”, то  есть Василием Романовичем. И при этом с особым  уважением выделяли отчество своего “Осирия”, подчеркивая неслучайное созвучие с фамилией правившей в Петербурге династии.  И любой, даже лично не знакомый с Василием Кимом  кореец мог “очень подробно” рассказывать и пересказывать, как “Романобичи”  спас для России царя.

Василий Ким оказался в  Японии, будучи пятнадцатилетним парнем, которого  под Фузаном (Пусан) выкрали американские “китобои”.  В японской неволе пришлось быть ныряльщиком за  трепангом, рабочим в каменоломне и кем только не  быть. “Свободным” японским корейцем Ким стал  только на восьмой год.

Однако японская “свобода” кончилась для корейца сразу, как он поднял руку на японца, да еще полицейского. И не важно, что японским полицейским оказался Цудо Сандзо, тот самый “мерзавец”, которого пришлось “хватить его же саблей по шее”. Зато японцев, которые покорно оставались в оглоблях своих рикш, уже на следующий день после “инцидента в Оцу” ждали пожалованные награды: и от дома императора Муцухито, и от дома Романовых. Киму же “светила” теперь только пожизненная бамбуковая клетка где-нибудь на заснеженном Хоккайдо или на выжженных солнцем островах Сакисима. Выход оставался один – бежать.

Японского корейца Кима обнаружили на канонерке “Запорожец” в эскадре под вымпелом    российского престолонаследника. Однако ни ареста за незаконное проникновение на военный корабль под Российским флагом, ни разговоров о депортации Кима не последовало. Напротив, на флагмане  “Память Азова” решили “отпустить смельчака на все четыре стороны по приходу во Владивосток”. Именно со словом “смельчак” передавала ситуацию молва посьетских корейцев.

Ну, а дзен-рикш, официально назначенных героями, японцы никак не являли миру. На этот факт не раз обращал внимание Дмитрий Абрикосов, который служил первым секретарем посольства Российской Империи и временным поверенным в делах России в Японии. По долгу службы он обязан был отследить  поступление ежегодного пенсиона из российской казны “спасителям” цесаревича Николая. И лишь однажды сотрудникам посольства показали двух японцев. “Однако проверить, – замечает доктор философии университета Аояма Гакуин Петр Падалко, – были ли они теми самыми рикшами, не удалось”.

И все-таки Василий Ким подвергся преследованиям. Сначала со стороны все тех же японцев, как они интервентами высадились в Приморье весной 1918 года. Однако фанза “Романобичи” была уже пуста, когда солдаты микадо ворвались в деревню Бородино у перешейка на мыс Песчаный. Василий Ким ушел партизанить.

А вот клещи НКВД в декабре 1936 года сомкнулись основательно. Из активного участника вооруженной антияпонской борьбы Василий Ким в одночасье превратился в “японского шпиона”. А еще по одной статье “пролетарского возмездия” он стал  “царским сатрапом”, лично спасавшим Николая II в японском городе Оцу.

Вячеслав ШИПИЛОВ,

Владивосток

Источник: газета «Российские корейцы» №123 август 2010г.

Цесаревич Николай Александрович Романов в Нагасаки 1891г.

 

 

 

 

 

 

Категория: История, Пхёнчхан 2018, Россия

Добавить комментарий